Подонки прострелили вороне крыло из самострела, но догнать, чтобы добить, не сумели. Ворона упала на обочину Ленинградского шоссе и приготовилась умереть, но умереть в тот день ей не довелось, ведь мимо шла Алиса.
Алиса вполне разделяла нелестное мнение вороны о человеческом роде. Умирающая птица была транспортирована в ближайшую ветеринарку. Порыв был логичным и простым: вылечим ворону, отпустим на волю. С первой частью плана проблем не встало, ворона была успешно излечена, но перебитое крыло нарушило птичью аэродинамику, и летать ворона больше не могла и в дикой природе бы не выжила. Так в нашей жизни появилась дикая ворона-инвалид — мисс Кристина Тотенкопф.
Этот комок перьев прожил с нами четыре года. Она нас по-своему любила. О! Любовь вороны чувство особое. Оно означает, что тебя ненавидят чуть-чуть меньше, чем окружающий мир. Она еще более-менее мало ненавидела женщин, но стоило к клетке приблизиться любому мужчине, как она начинала истошно вопить и прыгать с жердочки на жердочку, опасно раскачивая клетку. Я ее понимал, но легче от этого не было.
О том, что телепатия не миф, я узнал именно от мисс Тотенкопф. Она считывала язык тела так круто, как я вообще никогда не видел. То есть, ты идешь мимо, смотря на ворону, и думаешь: «О! Ворона!», и она не сделает ничего. Ты идешь мимо, смотря на ворону, и думаешь, что кажется пора подстричь ей врастающий коготь — и ворона в ужасе начинает прыгать с жердочки на жердочку и истошно материться по-вороньи. Потому что она реально читает твои мысли.
Кушала ворона всё, но особенно ценила яйца, особенно перепелиные, и сырое мясо, особенно подтухшее. На таком питании перья у нее лоснились, а вот клюв и когти отрастали до неприличных размеров, и раз в месяц минимум приходилось их стричь обычными кусачками, заворачивая ворону в полотенце. Я при этом отчетливо слышал, как меня телепатически крыли отборным птичьим матом. Глаза же вороны в такие моменты просто искрились от ненависти.
Затем наступил 2014 год, и рубль обесценился ровно в три раза по отношению к доллару. Каюсь, я всегда ценил доллар больше рубля, а евро больше доллара, и руководствуясь этими соображениями, мы приняли решение уехать в Европу.
Если с котом особых проблем не возникло, и процедура была стандартная, то в случае с вороной всё было далеко не так просто. Птичий грипп еще держал умы европейских чиновников в ужасе, и потребовалось собрать какое-то неимоверное количество бумаг, а также вплотную познакомиться с чудом российской бюрократии — системой «Аргус». В ходе знакомства выяснилось, что из России вывозили и в нее же ввозили всех, от выдр и попугаев до сурикатов и тушканчиков. Серую же московскую помоечную ворону, corvus urbanus vulgaris, до нас в Евросоюз не вывозил никто. Я это точно знаю, потому что под Кристину Тотенкопф заводили отдельный реестр, где она значилась под номером один.
Про аэропорт мы благоразумно не стали даже думать, поехали на поезде через Польшу. Всю дорогу до границы старый и к тому времени уже беззубый, безобидный котик-сфинкс продрых, а ворона прокаркала. Ворона каркала, не переставая, громко жалуясь на судьбу, ровно до момента, пока в поезд не вошли польские пограничники; и вот тогда проснулся кот. Для начала он ловко вспрыгнул пограничнику на голову, затем разодрал ему руку, затем вознамерился сбежать с этапа, и ловили его всем поездом, от проводников до пограничников с автоматами. Я так думаю, это была запланированная диверсия, потому что ворона заткнулась и изображала из себя чучелко всё время представления.
Пограничники с большим трудом и откровенной неприязнью пропустили проблемного кота, а вот ворону … им никто не показал. После кота это было бы лишним. В итоге ворона въехала в Евросоюз нелегально, несмотря на все аргусовские бумажки — причем я по сей день уверен, что ее бы ни под каким соусом официально не пропустили бы.
Прошло несколько лет. Кот уже успел скончаться от старости, а ворона лишь грузнела и наливалась здоровьем. Почему-то было понятно, что она переживет и меня, и Алису, и уже пережила кота, и вообще они живут по 300 лет — или то во