Я в Германии живу. Иду раз домой, соседка фрау Классен стоит около мусорного контейнера для пластика предназначенного. Грустит.
— Что, говорю, фрау Классен приключилось?
— Да вот, говорит, вышла с пакетом мусора. А ключ от дома на кольце на пальце висел. Думала, сейчас мусор выкину, да ключ в сумочку и переложу. Да вместе с мусором его в контейнер случайно и кинула. Соскользнул с пальца. Я бы вызвала хаусмайстера (типа завхоз), чтобы он перевернул мусорку и ключи нашёл, да поздно уже. А завтра с утра по графику контейнер уже заберут.
— Не грустите, говорю, фрау Классен. Сейчас всё будет.

Пошёл к себе в подвал. Взял палку малярную, фонарь и магнит здоровый на верёвку привязал. Раньше ещё думал, на фиг мне этот магнит? А вот и пригодился.

Вышел, спросил, с какого угла ключи уронила. Перчатки резиновые надел, контейнер открыл, палкой пластик пошуровал. И слышно было, как ключи звякнули. Фонариком свечу — между пластиковой фигнёй увидел ключи, которые уже вдоль стенки контейнера на дно соскользнули. Кинул туда магнит на верёвке, да и вытащил ключи. Фрау Классен обалдела и сделала большие глаза.

А потом я слышал, как она другой соседке, фрау Прайс говорила:
— Эти русские мужики такие сообразительные. Наши бы только хаусмайстера по телефону вызвали и ждали, пока он контейнер перевернёт. А этот сосед за несколько минут ключи достал.

Ну ладно, немецкие бабки оценили. Мелочь, а приятно.

Деда Степана в деревне не любили. Не любили за его жадность. Местная детвора, увидев деда Степана, кричала:

— Жадина-говядина, соленый огурец, на полу валяется, никто его не ест. Муха прилетела, понюхала и съела.

Хотя родители и не поощряли детей за эти обидные слова, но сами между собой называли деда «кулаком». А дети, слыша это, продолжали кричать в след деду обидную скороговорку.

Дед Степан на детей внимания не обращал, как не обращал внимания и на взрослых. Ходил он по улице, ни с кем не здороваясь, низко опустив голову, как будто думая свою тяжелую думу.

Когда-то, будучи еще молодым, женился он на вдове с двумя детьми. Муж у этой вдовы Матрены погиб на германской войне в 1915 году. Сам Степан был единственным сыном в семье зажиточного крестьянина. Женился он сразу после гражданской войны. А в 1925 году всю семью отца его раскулачили и сослали в Сибирь. Но семью Степана не тронули, так как жили они уже своим хозяйством в соседней деревне Ольховке. К этому времени в семье Степана росло уже трое сыновей.

Вернулся Степан с войны в 1944 году по ранению. С тех пор и прихрамывал, ходил с палочкой. Про войну ничего не рассказывал.

— Воевал как все, — только это и говорил.

В отличие от отца, трое его сыновей с фронта не вернулись. Похоронки пришли одна за другой. Матрена вмиг постарела и слегла. Промучилась она недолго, дождалась мужа с фронта и через месяц ее не стало.

С этого времени Степан жил один. Соседи, видя, что Степан не женится, дали ему очередное прозвище – Бобыль. Хотя в отличие от настоящего бобыля, вел он свое домашнее хозяйство на своих двадцати пяти сотках земли. Держал лошадь, двух коз, десяток кур, небольшую пасеку.

Часть своей продукции приходилось ему сдавать государству, но люди видели, как раз в неделю, погрузив всю свою продукцию на телегу, он уезжал в город.

— Торгаш несчастный. Куда только складывает свои деньги, в могилу хочет унести с собой, — так судачили про деда Степана односельчане.

В их маленькой деревне Ольховке было еще несколько семей, в которых сыновья и мужья не вернулись с фронта. И вот странное дело, на крыльце этих дворов люди утром в День Победы каждый год находили деньги. Лежали они на ступеньке крыльца, придавленные камушком.

И еще было странным то, что дед Степан этих денег у себя на крыльце не находил.

— Да кто его отблагодарит, крохобора. Он в войну-то воевал, наверное, в обозе.
Случайно ранили, а сейчас прикрывается своим ранением, — такое мнение можно было услышать в День Победы про деда.

— Да не воевал он вовсе. Полицаем служил, партизаны ему в ногу-то стрельнули, — сплетничали старики.

Ребятишки быстро усвоили эти взрослые сплетни и дали ему очередное прозвище – Полицай.

— Полицай идет, полицай! – кричали ребята, увидев деда Степана, прихрамывающей походкой шедшего по деревенской улице.

И тут-то можно было заметить, как у деда текут по щекам слезы. Но он, также низко склонив голову, шел дальше своей дорогой.

Зимней ночью, когда всю ночь дула метель деду Степану приснилась Матрена. Стояла она в комнате и призывно махала деду рукой.

— Матренушка, как я устал без тебя. Я хочу к тебе.

И снится деду Степану, как он встал с кровати и пошел следом за своей Матренушкой.

После обеда соседи обратили внимание, что возле дома деда Степана никто не убирает снег, и воет дворовой пес Шарик.

Чувствуя неладное, люди вызвали участкового милиционера.

Хоронили деда Степана с военными почестями. Приехал сам военный комиссар из города. Там-то односельчане и узнали, что дед Степан до своего тяжелого ранения воевал в партизанском отряде. И не просто воевал, а три года был командиром этого отряда.

Лежал он в гробу в костюме, рядом на трех подушечках блестели его ордена и медали.

Выступила на митинге и директор городского детского дома. От нее односельчане узнали еще одну новость – дед Степан каждую неделю несколько лет привозил продукты в детский дом. Деньги за это не брал.

После похорон деда Степана, в деревне перестали появляться деньги на крылечках в День Победы.

© Виктория Попова

Когда вас убеждают, что это — «Будет выгодно нам всем», попытайтесь избавиться от магии слова «выгодно», и понять, что Вы это не «нам», и даже не «всем»

В России есть две главные беды: коррупция и люди, которые с ней борются

В универе в кампусе на юге Китая. Заобщался с одним немцем, рубились в игры, всё такое.

Ну, однажды, рассказывает мне, что купил велик, ездил на нём, а после какой-то кочки у него заднее колесо перестало крутиться, а ему лень тащить до мастера этот вел с заклинившим колесом. Говорю, давай глянем.
Подходим к велику, и я сразу вижу, что тормозной диск на заднем колесе выскочил из тормозного суппорта и тупо в него упёрся. Может болт был не затянут, может раму чутка в момент повело. Говорю, стой здесь, ща приду. Добежал до мастерской, взял ключ, пришёл обратно. Открутил болты, поставил колесо на место, затянул и на этом же веле отвез ключ мастеру.

Возвращаю вел немцу, а у него глаза навыкате и вопрос: «А откуда ты умеешь чинить велики?»
Говорю: «Там, где я вырос, нет мастерских по ремонту велосипедов. Ты либо учишься сам его чинить, либо не катаешься».